Мне страшно! Мне тоже страшно!

                 

Не ожидала я увидеть такую красоту в церкви на окраине города. Обошла храм по периметру. Паркет, сложенный “елочкой”, не скрипел. Дерево мягко приглушало шаги. Никого не было слышно. Я проходила от одной иконы к другой. Сколько их тут! 

Глаз задержался на Святой Софии с дочерьми - Верой, Надеждой и Любовью. Они символизируют три самых сильных мучения, которые пережил Иисус Христос. Эта икона отличалась от классических, больше похожа была на полотно из Русского музея. Спокойная мать, слева от нее Вера, самая высокая и невозмутимая. Справа средняя дочь - Надежда держит крепко за руку маленькую Любовь. С глазами полными страха она пытается спрятаться за спиной сестры. Как это символично! Любовь всегда надеется, что она излечит, вернется, не исчезнет.

Поднимаю глаза к “звездному небу”. Рассматриваю фрески, как картины - в одном пределе явление Богородицы, в другом несение креста Христом. И все это в обрамлении причудливых орнаментов, сошедших с древних былинных книг. 

Все е в этом храме дышало заботой и любовью. Даже свежие цветы - плотные чайные розы у алтаря и жгучие красные гвоздики.

Людей почти не было. Я дошла до скамейки, села. Прислонилась спиной к стене. Холодная. Приятно. Пока шла, спину мою в черной кожаной куртке солнце от души прогрело. 

Я ни о чем не думала. Мысли покинули мою голову. Ладони сами обняли друг друга. Взгляд рассеянно блуждал.

К иконе в центре подошел мужчина. Темно-голубые широкие джинсы.  На размер больше рубашка, заботливо отглаженная и заправленная под широкий ремень. На плече маленькая черная сумка со множеством карманов на молнии. “Рабочий класс” - как сказала бы моя знакомая. Ударник труда, примерный семьянин и заботливый отец. Последнее было точно про него. Он держал за руку хрупкое создание в розовой курточке и зефирной шапке, из-под которой вырвались на свободу тоненькие косички. - Ты мне поможешь? - спросила она папу. 

Он взял ее на руки. Они подошли ближе к подсвечнику. Она, неловко, боясь обжечься, опалила низ свечи, зажгла ее и аккуратно поставила. Казалось, она не дышала, боялась, что пламя потухнет. А оно только ярче разгоралось, отражаясь в ее больших и чистых глазах.

Они дошли до иконы. Также держа дочь на руках, наклонились и одновременно поцеловали образ. К куполу полетел чуть слышный счастливый детский вздох. И казалось, ангелы над иконостасом улыбнулись. 

После них к иконе подошла женщина. Казалось, что в неподъемный рюкзак она сложила все свои прожитые годы. Поступь ее была тяжелой. Шаги маленькие. Возраст выдавали белоснежные завитки из-под платка. Платок как верный ее спутник поник, краски потускнели. Белый стал серым. Цветы уже не водят радостные хороводы. Маленькие, трогательные. Когда-то мечтавшие на витрине советского универмага расстелиться ковром на девичьих плечах. На них они и соскользнули, когда, долго молясь, перекрестившись, женщина наклонилась к иконе. Смущенно она поправила платок и поторопилась к выходу, едва не задев паренька. 

Он шел слегка подпрыгивая, свечку крутил в руке как карандаш на скучном уроке. Не смотря по сторонам, дошел до иконы нерукотворного образа. Встал на пару шагов от нее и стал покачиваться, прерывая мерный такт знамением. Со спины я могла только разглядеть зеленую куртку, которая шуршала, когда он отводил руку. Черный капюшон от худи. Такого же цвета джинсы и кроссовки, которые были на конструктивно модной толстой подошве. Такой маленький, лет десять наверно, такой стильный, один в церкви, читает молитву шепотом, а после уверенно ставит свечку. Я такое увидела впервые.

О чем просили в своих молитвах все, кто прошел мимо меня за эти полчаса? О здоровье близких? О душевном покое ушедших? … Я надеюсь, все они просили о чуде. Потому что нет веры более, что кто-то сможет остановить безумство. Только чудо! Нас всех может спасти только божественное чудо.

Я подняла глаза к самой верхней иконе алтаря, где по обе стороны изображены Бог отец и Бог сын, а между ними святой дух. Белый голубь Как голубь мира.

Я не заметила, как у меня защипало в носу, как стало трудно глотать. За секунду все во мне сжалось. Глубокий вдох, а выдох дрожащий. Очнулась, когда почувствовала соль на губах. Я плачу? Робко текли по моим щекам слезы. Руки крепче обнимали друг друга. В голове повторяясь и с каждым разом громче “Помоги! Помоги! Помоги!”

Я быстро вышла из храма, уже больше не сдерживая себя, я рыдала в голос. Всхлипывая, с придыханье, прикрывая лицо шарфом. 

У одной из могильных раковин сидел кот. Было ощущение, что он пришел кого-то навестить, но я его вспугнула. 

Не плакала, но рыдала я долго. Успокаивала себя насильно. Но поняла, что сдаюсь. Мне страшно! Мне тоже страшно!