872 долгих дня // Ленинград ... Блокада //
За окном -18 (потеплело), дома +16 (батареи чуть теплые). Свет включать совсем не хочется. Сижу, укутавшись в плед, и завороженно смотрю на танцующее пламя свечи. На столе "Блокадная книга" Даниила Гранина. Прочитана последняя глава, и ощущение страха и ужаса не покидает меня.
Годовщина! 27 января было ровно 70 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.
Почти в каждой семье моего города есть своя история о том, как дедушка или папа уходили на войну, а бабушка и мама голодали в разрушенном городе. Мои оба прадеда были арестованы перед войной - за что и почему никто из родственников так и не решился узнать. Быть может, во Вторую Мировую они воевали в штрафных ротах. Зато женщины провели в Ленинграде все 872 дня. Одна прабабушка сначала работала на заготовках леса, затем на ткацкой фабрике. Мой дед, ее сын, не был с ней, он оказался "под немцам" в Псковской области. Другая прабабушка во время войны пошла работать на витаминный завод. Она жила вместе со своей сестрой и моей маленькой бабушкой, которой ровно через пять дней после начала войны исполнилось три года.
"Алексей Дмитриевич мог бы ему многое рассказать про свою работу. Витаминному институту, где он заведовал химико-технологическим отделением, горисполком поручил руководить изготовлением хвойной настойки, чтобы как-то предупредить авитаминоз среди населения. Решение было принято 18 ноября 1941 года. Подняты были даже архивные материалы двухвековой давности, когда Россия экспортировала хвою как лекарство от цинги. Нашли документы о том, как сосновой ховей лечили цингу во время войны со шведами. Вместе со своими сотрудниками А.Д. Беззубов составил инструкцию, как делать антицинготную хвойную настойку в промышленных условиях... как измельчать хвойные иглы, как проводить их экстракцию, как фильтровать, расфасовывать настой. "
(Здесь и далее цитаты из "Блокадной книги", Даниил Гранин и Адамович Алесь)
И это действительно чудо, что они все выжили!!!!!! И меня успела даже поняньчить одна из прабабушек!!!!!! 27 января праздновали каждый год... и я тщетно пыталась расспросить своих стойких блокадниц о том, как все было. Я была маленькая и не понимала, что вспоминать это все им было больно.
"Мы изучали не исторические документы, мы вслушивались в рассказы живых людей. Между нами и прошлым была людская память, шаткий мост, источенный временем. У одних их прошлое сохранилось в голове, у других оно заместилось вычитанными из книг, виденным в фильмах, и они сами не заметили, как это произошло. Сдвинулись даты. Первая бомбежка Ленинграда была 6 сентября 1941 года; через день, 8 сентября, произошел второй налет, во время которого разбомбили Бадаевские склады. Две эти даты у многих слились в одну, и получилось, что Бадаевские склады сгорели в первую же бомбежку. Таких ошибок много."
Помню, бабушка рассказывала, что ее мама сделала котлетки из какой-то травы и отрубей и оставила на столе до вечера, когда она и ее сестра должны были вернуться с работы. Бабушка была маленькой и очень хотела есть, она надкусила каждую котлетку по краям, думая, что никто не заметит, что они слегка уменьшились в размере. Ей тогда досталось от мамы "по первое число".
"Выборгский райком во главе с секретарем райкома Кедровым налаживал производство белковых дрожжей из древесины. Эти знаменитые в блокаду белковые дрожжи спасли, наверное, немало ленинградцев. Белковые дрожжи выдавали как дополнительное питание. ... <Василий Иванович Шарков> предложил использовать в качестве примеси к муке гидроцеллюлозу, наладил производство этой пищевой целлюлозы, и уже в середине ноября она стала поступать на хлебозаводы. Гидроцеллюлоза не содержала ничего питательного, но она увеличивала припек, позволяла давать населению установленную норму хлеба, делала его пористым, съедобным."
Младшая сестра моей бабушки в блокаду не выжила. Она очень часто забивалась в угол и постоянно повторяла, покачиваясь, "хочу кушать"... "хочу кушать". Где она похоронена, никто так и не знает. Довезла ли ее моя прабабушка до кладбища или ее погребли в общей могиле на Пискаревском кладбище, а может она лежит в одном из парков города, где порой траншеи становились могилами.
"В залах Эрмитажа, всегда переполненных посетителями, звучат на всех языках приглушенные голоса экскурсоводов..... Здесь, под библиотечным зданием, был устроен морг. Периодически вывозили из этого морга покойников."
Какой стойкостью обладали наши женщины, которые хоронили своих детей и не знали, живы ли еще их мужья на фронте, но продолжали ходить на заводы, работали на уборке и защите города. Возможно и мои прабабушки участвовали в возрождении к жизни своего родного Кировского района.
"... Большинство из них разминировали солдаты ПВО <девушки>. ... Они обезвредили на большой территории более семи миллионов взрывоопасных предметов.... Они же восстановили почти все основные здания города. ... Это они же восстановили набережную Фонтанки, они проложили трамвайный путь по Старо-Невскому, они восстановили сотни зданий школ, больниц и т.д."
Моя бабушка уже в свои 3-4 года очень быстро повзрослела. Она старалась не плакать, не говорить лишний раз маме, что хочет кушать, ходила за водой вместе с тетей и не обижалась на маму, когда та вдруг начинала на нее кричать. Она понимала, что маме тяжело. Уже позже она узнала, что на психику ее мамы повлиял один случай.
Возвращаясь домой, она попала под бомбежку. Бомбы падали так часто и так близко, что шансов спастись не было. Это было у ж/д вокзала. Не долго думая, она спряталась под вагоном стоящего состава. Уже из своего убежища она увидела пробегающую мимо женщину, которая держала за руку ребенка. Вдруг бомба разорвалась рядом с ними. Когда дым слегка рассеялся, она увидела, что женщина продолжает бежать и тянуть за собой сына, вот только головы у женщины уже не было, ее оторвало при взрыве...
"Помню, привезли ребят-близнецов... Вот родители прислали им маленькую передачу: три печеньица и три конфетки. Сонечка и Сереженька - так звали этих ребятишек. Мальчик себе и ей дал по печенью, потом печенье поделили пополам. Остаются крошки, он отдает крошки сестричке. А сестричка бросает ему такую фразу: "Сереженька, мужчинам тяжело переносить войну, эти крошки съешь ты". Им было по три года."
Прабабушка могла отправить своих дочек в эвакуацию, но в последний момент забрала их из автобуса - "если нам суждено умереть, так умрем вместе". Возможно, благодаря этому я сейчас могу писать эти строки. Жаль, что мне не было суждено с ней познакомиться. Но каждый раз когда мы собираемся вместе: я, моя бабушка и моя мама, я каждый раз говорю ей "спасибо!". "Спасибо", что несмотря на холод, голод, все, что она пережила, она осталась человеком и заботилась о своей семье! Дала шанс нам жить!
"Мать его очень нежно, со страшной любовью опекала. ... А потом Игорь потерял карточки. И вот уже в апреле месяце я иду как-то мимо Елисеевского магазина и вижу - сидит мальчик, страшный, отечный скелетик. "Игорь? Что с тобой?" говорю. "Мария Николаевна, мама меня выгнала. Мама мне сказала, что она мне больше ни куска хлеба не даст". ... "Я маму не осуждаю. Она поступает правильно. Это я виноват, это я потерял свою карточку."... потом я узнала, что он умер.
Через несколько лет я встретила ее. Она была цветущей, уже здоровой. Она увидела меня, бросилась ко мне, закричала: "Что я наделала!... Нет, я больше не могу! Все мысли о нем.". Через некоторое время она покончила с собой."
Самое страшное, что было в блокаду, - это, наверно, не голод, а то, как менялись люди. Как многие из них превращались в животных - никаких моральных принципов, никаких чувств. Бабушка до сих пор с содроганием вспоминает, как мама успела выхватить ее из рук людоедов. Милая женщина, представившись родственницей, забрала бабушку из детского сада. Ее догнали у поворота. А могли бы и не успеть...
"И вот еще такой случай с моей подругой детства, которая жила в нашем доме. Она покончила жизнь самоубийством.... Она сама пошла в Публичную библиотеку, прочла там какие-то книжки, составила яд. ... Она дочь какого-то известного ученого. Почему она это сделала? Потому что осталась с матерью. А у них был кот большой. И мать съела кота, собственно, которого они обожали, любили его, до войны все было для него. Вы знаете, как иногда животные становятся такими маленькими божками в семье!
Когда она увидела, что ее мать съела кота, она подумала, что уже все кончено, в жизни все кончено, что принципы, которые раньше были, какие-то нормы у них в семье, они рухнули, и даже сама любимая мать это сделала, самый близкий ей человек. ... Очевидно, она понимала, что это уже деградация внутренняя идет, идет все дальше, дальше и дальше. В общем, для нее была трагедия увидеть мать в этом свете."
Помнит ли моя бабушка день, когда прорвали блокаду? Думаю, что да. И салют в восемь часов вечера тоже. А затем и День Победы. Вот только сейчас она не любит об этом говорить: ни вспоминать, ни рассуждать. Ее мама пережила октябрьскую революцию, две мировые войны. А сама она кроме блокады переворот в 90е и еще одну жизнь по карточкам. Она порой скупа на эмоции, и я ее не виню. Мне сложно представить, какой была бы я, если бы пережила все то, что выпала на ее долю.
"Мы с сестренкой и мамой были дома. Мы жили в самом центре города - на Софьи Перовской. ... И ничего по радио я не слышала, никаких объявлений, ни сестра, ни я. Мы с мамой вышли на улицу, и навстречу попалась мамина приятельница. Она что-то ужасно громко кричала, подхватила маму, и они побежали, а мы с сестренкой остались. И в этот момент такой грохот был! ... Весь город осветился. А оказывается, это был салют! Мы с сестренкой упали в сугроб. ... Мы страшно плакали. Нас ели успокоили."
В прошлые выходные я была на Итальянской улице - бывшей улице Ракова, где на три дня воссоздали атмосферу блокадного Ленинграда. У деревянной стены с хроникой блокадных дней в фотографиях и объявлениях народу было больше всего. Каждый вглядывался в черно-белые свидетельства. В их глазах читался ужас, горе и скорбь. Долго среди толпы я не смогла находиться. Поэтому пошла на Соляной пер, 9, в "Музей обороны Ленинграда". Перед его входом разместилась импровизированная полевая кухня, где молоденькие девушки в валенках и дубленках угощали гречневой кашей и чаем с кусочком сахара.
Помещение музея очень маленькое, но даже на столь скромных метрах уместилась вся история Ленинграда во времена Второй Мировой. Вот елка с ватным Дедом Морозом (у моих бабушки с дедушкой такой же был) и дневники, письма детей, рассказывающие о "Новогодней елке" зимой 1941/42. А здесь воссоздана комната, где можно увидеть санки, на которых зимой возили ведра с водой, комод, как у моей прабабушки, часы и, главное, радио. 125 гр хлеба за стеклом и карточки на "гигиенический душ". Афиши спектаклей, что проходили в военное время. ... Каждый следующий шаг по музею давался с трудом. В горле ком, на глазах застыли слезы. И я никогда не забуду в уголке под стеклом маленьких уточек и кукол без ручек и ножек. Их подняли со дна Ладожского озера....
"Эвакуация началась во второй половине января. ... Эвакуировали детей, больных женщин. Это назывался ценно-драгоценный груз, потому что это живые люди были, истощенные, голодные! ... А перед рассветом, когда машины проезжали через Ладожское озеро, шоферы очень мчались, для того чтобы быстрее проехать эти тридцать - тридцать два километра, - перед рассветом мы находили по пять, по шесть трупиков. Это были маленькие изможденные дети. Они уже были мертвыми, потому что представьте: ребенок на полном ходу вылетал из рук матери, он при вылете скользил, ударялся об этот лед... Это были дети от восьми месяцев до годика, мальчики и девочки".
P.S. Фото с "Улицы жизни" 25.01.2014 - 27.01.2014, Итальянская улица, Санкт-Петербург
